64 стрелковая дивизия64-я стрелковая дивизия
? сформирована
26.09.1941 преобразована в 7-ю гв.сд [1]
Межвоенный период
06.1941 дивизия выведена в лагеря в Дорогобуж [17, 9-60]
18.06.1941 согласно Приказу ком. ЗапОВО от 15.06.1941 начала погрузку в эшелоны на ст.Дорогобуж и
в Смоленске, после чего направлена в район Минска [17, 9-60]
Великая Отечественная война
в действующей армии: 22.06.1941 - 19.09.1941 [1]
23.06.1941 дивизии приказано разгружаться на станции Ратомка (между Минском и Заславлем) [17, 9-60]
23.06.1941 командованием 44-го ск поставлена задача на оборону в Минском укрепленном районе, с подготовкой полосы обороны к 25.06.1941 [17, 9-60]
25.06.1941 разведбат дивизии принимает первый бой [17, 9-60]
На 22.06.1941
Принадлежность 44-й ск ЗФ [3]
Дислокация Смоленск, Дорогобуж
Местоположение половина дивизии находилась в эшелонах в пути [17, 9-60]
Комначсостав
командир полк. Иовлев Сергей Иванович [2]
Состав
30-й сп
159-й сп
288-й cп
163-й ап
219-й гап
170-й оиптд, 318-й озад, 73-й рб, 106-й сапб, 82-й обс, 65-й медсанбат, 178-я атр, 99-я пхп, 100-й двл, 140-я ппс, 105-я пкг [1]
Укомплектованность личным составом, вооружением и техникой
артиллерия
76-мм ПТ пушки - 12, 76-мм пушки - 27, полковых - 9, батальонных - 18, 122-мм гаубицы - 18,
152-мм гаубицы - 9, зенитных орудий - 9, минометы (не считая ротных) - 90 [17, 9-60]
бронетехника 5 танкеток, 3 БА в 73-м рб [17, 9-60]
Командиры дивизии
до 02.12.1937 комбриг Янсон К.И. (арестован и расстрелян)
01.06.1940 - 23.07.1941 полк. Иовлев Сергей Иванович [2]
24.07.1941 - 26.09.1941 полк. Грязнов Афанасий Сергеевич [2]
64 сд (из 44СК 13А)
к-р ген-майор(полковник?) С.И.Иовлев
после 1 июня в нее призвано для сборов 6000 человек
30 сп, 159 сп, 288 сп, 163 легкий артполк, 219 гап
п-ки,гауб
после 22.06 перевозилась по ж/д из Вязьмы
(часть - в эшелонах)
-----------------------------------
взято с
http://rkka.ru/В боях под Минском
Генерал-майор С. Иовлев
Части 64-й стрелковой дивизии в начале лета 1941 года стояли в лагерях в Дорогобуже. Дивизия входила в 44-й стрелковый корпус, которым командовал комдив В.А. Юшкевич (7 августа 1941 года В. А. Юшкевичу было присвоено звание генерал-майора), штаб возглавлял полковник А.И. Виноградов. 15 июня 1941 года командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов приказал дивизиям нашего корпуса подготовиться к передислокации в полном составе. Погрузку требовалось начать 18 июня. Станция назначения нам не сообщалась, о ней знали только органы военных сообщений (ВОСО). Погрузка шла в лагерях и в Смоленске. Ничто не говорило о войне, но необычность сборов, не предусмотренных планом боевой подготовки, настораживала людей, и у многих в глазах можно было прочесть тревожный вопрос: неужели война ?
Наша дивизия в мирное время содержалась по сокращенным штатам. В состав дивизии входили: 30, 159 и 288-й стрелковые полки, 163-й легкоартиллерийский полк на конной тяге, 219-й гаубичный артиллерийский полк на механической тяге, зенитный артиллерийский дивизион, противотанковый артиллерийский дивизион, разведывательный батальон, батальон связи, рота химической защиты и тыловые учреждения. Орудий насчитывалось 102, из них: 152-мм гаубиц — 9, 122-мм гаубиц — 18, 76-мм пушек — 27, 76-мм противотанковых пушек — 12, зенитных орудий — 9, полковых пушек — 9, батальонных орудий — 18, минометов, не считая ротных, — 90. Все части были налицо за исключением саперного батальона, работавшего по укреплению новой государственной границы.
Боевая подготовленность частей дивизии была различна. Артиллерийские части резко выделялись хорошей обученностью и сколоченностью, что объяснялось удачным подбором и высокой подготовкой кадрового офицерского состава. В то же время в стрелковых полках некоторые роты на занятиях и учениях действовали неуверенно.
22 июня, т. е. в день вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз, половина эшелонов дивизии находилась в пути. Утром 23 июня эшелон штаба дивизии с органами и средствами управления проходил через Минск. Город и станцию бомбила фашистская авиация. Во многих местах мы видели пожары. Представитель ВОСО передал приказ штаба округа о том, чтобы части 64-й стрелковой дивизии разгружались на станции Ратомка (между Минском и Заславлем).
В этот же день мы получили приказ командира 44-го стрелкового корпуса комдива Юшкевича на оборону в Минском укрепленном районе. Нашей дивизии ставилась задача оборонять полосу с передним краем, проходившим в основном по линии долговременных укреплений на старой государственной границе (схема 1). Ширина полосы обороны дивизии превышала 50 км. Справа от нас в районе лесного массива никого не было, но мне сообщили, что туда должна была прибыть какая-то часть. Левее занимала оборону 108-я стрелковая дивизия нашего корпуса, которой командовал генерал-майор А. И. Мавричев. Северо-восточнее Минска в районе Уручье находилась 100-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора И. Н. Руссиянова. 44-й стрелковый корпус и 100-я стрелковая дивизия подчинялись 13-й армии генерал-лейтенанта П. М. Филатова, которая только что начала формироваться. Нам предстояло подготовить оборону к исходу дня 25 июня.
К вечеру 23 июня мне уже стало известно о неудачных боях советских войск у границы и об их отходе. Мы знали, что у врага много танков. Отсюда вытекал вывод: оборона должна быть в первую очередь противотанковой, усилия следует сосредоточить на танкоопасных направлениях, большую часть артиллерии поставить на прямую находку, тем более что снарядов имелось мало.
Учитывая большую ширину полосы дивизии и то, что времени у нас было в обрез, решение на организацию обороны я принял по карте. В общих чертах оно сводилось к тому, чтобы организовать оборону на широком фронте, имея все три стрелковых полка в одном эшелоне.
Менее опасный лесистый северный участок должен оборонять 288-й стрелковый полк с дивизионом 219-го гаубичного артиллерийского полка. Главное внимание и усилия полка сосредоточивались на его левом фланге, поблизости от которого проходило шоссе, ведущее из Молодечно на Борисов.
Самым ответственным и уязвимым танкодоступным участком являлся центральный — направление Молодечно, Минск. На этом направлении занимали оборону наиболее сильные части дивизии — 30-й стрелковый и 163-й артиллерийский полки. На левом фланге оборону должен был занять 159-й стрелковый полк с дивизионом гаубичного артиллерийского полка и батареей противотанкового дивизиона. Здесь главное внимание уделялось обороне местечка Заславль. В состав дивизионной артиллерийской группы входили корпусный артиллерийский полк и дивизион 219-го гаубичного артиллерийского полка.
В своем резерве я оставил 3-й батальон 159-го стрелкового полка (без одной роты) и отдельный противотанковый дивизион (две батареи). Эти части располагались в лесу, юго-восточнее местечка Заславль.
Оборона, как указывалось, организовывалась на широком фронте. Пехотная и артиллерийская плотность боевого порядка была очень небольшой. На фронте дивизии, составлявшем 52 км, насчитывалось всего лишь 102 орудия.
288-му стрелковому полку приходилось оборонять фронт в 20 км, 30-му стрелковому полку — 14 км и 159-му стрелковому полку — 18 км. На каждый батальон приходилось от 6 до 8 км фронта.
Вначале думалось, что нашу участь облегчат доты, но на рекогносцировке выяснилось, что их трудно, а иногда и совсем невозможно использовать по прямому назначению. Специальных войск не было, оружие и приборы наблюдения отсутствовали, связь, свет, вентиляция не действовали. Проволочные заграждения были сняты. Никаких документов (схем расположения огневых средств, управления, карточек огня) у нас: не было.
24 июня мы развернули работы по укреплению рубежа. Привлекли и местное население. В этот день наши зенитчики сбили три вражеских самолета, летавших низко над нашим расположением. Двух немецких летчиков захватили в плен.
В этот же день по дорогам через местечко Радошковичи и Койданово началось движение отступавших войск на машинах и пешком. Мы получили приказ пополнить дивизию до нормального штата за счет отступавших частей.
Перед фронтом 64-й стрелковой дивизии немецкие танки появились после полудня 25 июня. Первые машины были обнаружены в колоннах наших войск, отступавших с запада через Радошковичи. Общего управления отступающими не было, части перепутались, об охранении никто не беспокоился. Вместе с войсками шло и местное население. Не удивительно, что немецкие танки могли оказаться в этом беспорядочном потоке.
В связи с приближением вражеских войск 25 июня отдельный разведывательный батальон дивизии в составе мотострелковой и бронетанковой рот (в последней было пять танкеток и три бронемашины) был направлен в район местечка Радошковичи, местечка Красное с целью разведать силы наступающего противника и захватить пленных.
После возвращения командир батальона майор Чумаков доложил мне следующее. Разведка батальона обнаружила, что в небольшой лесок, находившийся в 4 км северо-западнее Радошковичи, с шоссе сворачивали немецкие легковые машины и автобусы. Тогда подразделения батальона подошли к лесу с юго-западной стороны. В лесу слышался громкий разговор, смех, песни. На опушке устанавливалось несколько палаток. Возле них толпилось много офицеров. Некоторые, раздевшись до пояса, обливались водой. Майор Чумаков решил стремительно и внезапно атаковать противника.
Атака батальона оказалась настолько неожиданной, что противник не оказал сколько-нибудь серьезного сопротивления, ограничившись лишь несколькими беспорядочными автоматными очередями и пистолетными выстрелами. С противником покончили за 30 минут. Сожгли полтора десятка машин, взяли в плен трех офицеров и пять рядовых, уничтожили до полусотни. Немногим удалось бежать. Главная же удача состояла в захвате большого числа документов.
В штабе дивизии допросили пленных, разобрали документы. Установили, что отдельный разведывательный батальон разгромил часть штаба 39-го моторизованного корпуса. Корпус имел задачу нанести удар по Минску с северо-запада. На захваченной карте была нанесена группировка фашистских войск перед всем нашим Западным фронтом с указан нем направлений действий и сроков достижения объектов в глубине советской территории.
Из документов и опроса пленных стало ясно, что немцы рвутся к Минску двумя крупными танковыми группами: от Вильнюса через Молодечно, Радошковичи группой генерала Гота и от Бреста через Слоним, Барановичи, Койданово группой генерала Гудериана. Документы тут же отправили в штаб корпуса, а оттуда, как потом я узнал, они были пересланы в Генеральный штаб.
Через три года маршал Б.М. Шапошников, будучи начальником Высшей военной академии, говорил автору этих воспоминаний, тогда слушателю академии, что он получил от 64-й стрелковой дивизии очень ценные немецкие документы, раскрывшие намерения и группировку гитлеровских войск на западном направлении.
К вечеру 25 июня разгорелся бой севернее Заславля. Фашистские танки рвались в Минск, им преградила путь советская пехота и артиллерия. Много мужества и отваги проявили наши солдаты и офицеры.
Второй разведывательный отряд был послан нами на левый фланг, где, по данным соседа, были замечены танки противника. Мне было доложено о действиях этого отряда при выполнении задания. В деревне Лушинцы, южнее местечка Раков, разведывательный отряд обнаружил вражескую колонну, располагавшуюся на ночлег. В отряде противника было 15 танков, 5 автомашин для перевозки пехоты и 10 мотоциклов. Когда в деревне все стихло, в 23 час. 20 мин. взвилась красная ракета. По этому сигналу в деревню ворвались наши бронемашины. Сразу в трех местах вспыхнуло пламя, загорелись танки врага от брошенных бутылок с бензином. Стрелки моторизованной роты устремились с горки к домам, стреляя на ходу. Фашисты выскакивали из домов на улицу без оружия, кто в чем был и тут же падали, сраженные нашим огнем. Уцелевшие скрывались в темноту, прятались под постройками. Захваченные в плен немцы поднимали руки вверх, просили о пощаде.
64-я стрелковая дивизия, как указывалось выше, вступила в бой неотмобилизованной. Правда, мы пополнялись за счет отступавших частей. Кроме того, 25 июня прибыло около 600 человек, приписанных к укрепленному району. Их мы тоже включили в свою дивизию. В подавляющем большинстве это были замечательные люди — рабочие, но не обученные. Один пожилой рабочий на мой вопрос, как он -знает пулемет, ответил: “Я лодыжку делал, вот меня пулеметчиком и зачислили, ни разу не стрелял”. Из них организовали учебный батальон.
С людьми так или иначе вопрос разрешался. Хуже обстояло дело с материально-техническим обеспечением. Тыловые эшелоны дивизии не могли проскочить минский железнодорожный узел, ежедневные бомбежки нарушили работу станции. Потом их направили в обход. Армейские тылы не были развернуты.
Если с продовольствием вопрос решался сравнительно просто (на минских хлебозаводах можно было получать хлеб, а в пригородных совхозах — мясо, овощи, фураж), то проблема боеприпасов остро встала в первый же день боя. Снаряды имелись лишь в передках орудий и зарядных ящиках. Полковую и батальонную артиллерию мы в какой-то степени обеспечили из артиллерийского склада пограничных войск, а для двух дивизионных и корпусного артиллерийских полков достать снаряды не могли. Патронов и ручных гранат имелось достаточно. Противотанковых мин почти не было. Для борьбы с танками приходилось применять бутылки с горючей смесью.
26 июня бой начался ранним утром. Частая пулеметная и ружейная стрельба слышалась на правом фланге 30-го стрелкового полка. Офицер, дежуривший ночью на наблюдательном пункте, доложил мне, что перед рассветом был слышен шум моторов в роще, прямо на запад, в 2 км от нашего переднего края. На восток пролетели девять “юнкерсов”. На правом фланге 30-го стрелкового полка появился взвод мотоциклистов, с ними началась перестрелка. Командиры полков сообщили по телефону о начавшемся артиллерийском налете по участку 30-го стрелкового полка и оборонительным позициям 159-го полка. Вскоре бой развернулся по всему фронту. Против 30-го стрелкового полка наступало до батальона танков и до двух батальонов пехоты. Ожесточенный бой завязался в районе Рогова и южнее (схема 2). В Рогове ворвалась рота вражеской пехоты и десятка два танков. Оборонявшаяся здесь наша 1-я рота понесла большие потери от минометного огня, люди не выдержали, дрогнули перед танками и начали отходить к деревне Пухляки. Но один смельчак засел под мостом на шоссе южней Пухляки и, подпустив танки, бросил несколько бутылок. Первый танк загорелся. Подходит второй. Еще одна бутылка, брошенная в упор, разбилась о броню, вспыхнул огонь. Третий танк свернул с шоссе, и тут же пламя охватило его. Истребитель танков бил из автомата по выскакивавшим танкистам. Остальные танки начали разворачиваться назад, по ним стреляли наши пушки от деревни Жуки. Фашистская пехота, занявшая деревню Рогове, увидя горевшие танки, растерялась.
Воспользовавшись замешательством противника, командир 1-й роты Афанасьев привел роту в порядок. Прибывший в роту командир 1-го батальона капитан Новиков с десятком автоматчиков и двумя станковыми пулеметами приказал установить пулеметы на окраине деревни Пухляки и открыть огонь. Скомандовав роте “За мной, бегом!”, он увлек людей в атаку на Рогове. Пулеметы с окраины Пухляки очень удачно обстреляли врага в Рогове. Гитлеровцы не выдержали удара и, бросая оружие, побежали на запад. Немецкие танки тоже отошли. В Рогове осталось десятка три трупов и 5 танков, 3 из них догорали. 12 немецких солдат взяли в плен. Здесь действовал 25-й вражеский танковый полк.
На мосту у деревни Пухляки наши бойцы нашли убитым рядового 1-й роты Пшеничного. Это он поджег три танка и своим героическим подвигом внес замешательство в ряды противника, задержал наступление вражеских танков и пехоты.
В то время когда 1-я рота вела бои за Рогово, левее ее в рощах у деревни Криницы послышалась сильная стрельба. Там оборонялась наша 5-я рота (см. схему 2). Против нее наступала цепью рота вражеской пехоты вслед за танками. Вскоре танки, встреченные метким огнем пушек, повернули назад.
Командир роты лейтенант Омелькин, увидев, что танки ушли от пехоты, решил контратаковать немцев во фланг. Он поставил на своем левом фланге в окопах ручной пулемет сержанта Верхоглядова и с ним 5 стрелков. Всех остальных бойцов собрал на северной опушке рощи, где противник не наступал.
Верхоглядов был отличным пулеметчиком. Он бил по немецкой цепи вначале одиночными выстрелами, поражая противника одного за другим. Когда немцы приблизились, в дело вступили стрелки. И тоже удачно. Гитлеровцы не выдержали меткого огня и залегли. Они открыли по южной опушке рощи ответный минометный, пулеметный и ружейный огонь. 10 минут продолжался обстрел. Затем цепь поднялась и бросилась на опушку. Четверо смельчаков (два товарища уже были убиты) встретили врага огнем в упор. А в это время с севера на юг вдоль опушки во фланг и тыл немцам стремительно нанесла внезапный удар 5-я рота. Советские воины смяли вражескую цепь, и немногим из атаковавших удалось уйти. По документам убитых установили, что была разгромлена 3-я рота 82-го пехотного полка.
Итак, подразделения 30-го полка отбили атаку немцев. С 288-м стрелковым полком связи не было, его левый фланг отошел.
В районе Заславля на правый фланг 159-го стрелкового полка противник наступал вяло. Несколько его танков подорвалось на минах. Атака захлебнулась у МТС (в 2 км западнее Заславля). На левом фланге дивизии было спокойно.
Поступили сведения, что 108-я стрелковая дивизия вела бой в Койданове; севернее Минска на линии Острошицкий Городок, Городок Семков заняла оборону 100-я стрелковая дивизия, так как в районе местечка Белоручье и севернее местечка Острошицкий Городок появились танки врага (см. схему 1).
В 11 часов 26 июня немцы возобновили атаки на прежних направлениях и примерно теми же силами. Результат был тот же — наши части успешно отбили атаки.
В 17 часов немцы, подтянув силы, в третий раз предприняли атаки. Они наступали в двух направлениях: на правый фланг 30-го полка и на Заславль (схема 3).
К концу дня снаряды у наших артиллеристов иссякли, стрелковые роты поредели. Противник, наносивший удар вдоль шоссе, потеснил правый фланг 30-го стрелкового полка и занял Козеково и Угляны. В районе деревни Жуки в окружении дрались подразделения 1-го батальона, которыми командовал капитан Новиков.
Когда обозначился прорыв танков на Козеково и правофланговые роты начали отходить, командир 30-го стрелкового полка полковник Ефремов сообщил по телефону: “Нечем держать. Прошу помочь”. На его правом фланге сложилась критическая обстановка. Надо было принимать срочные меры. Я ответил, что высылаю ему на помощь из своего резерва противотанковый дивизион капитана Котлярова, который выдвинется через Вышково на хутор Червонный Брод.
Две батареи Котлярова, скрытно продвигаясь через рощи, быстро вышли в район Селище. Котляров с высоты увидел немецкие танки в одном километре к северу от этого пункта. Батареи немедленно развернулись и открыли огонь. Расчеты действовали исключительно четко. Дивизион капитана Котлярова еще в мирное время отличался хорошей выучкой. Материальная часть его батареи находилась в идеальном порядке. На учениях и стрельбах дивизион получал отличные оценки. И вот здесь, северо-западнее Минска, артиллеристы его дивизиона показали свою выучку. Первые же меткие выстрелы внесли смятение в наступавшие войска противника. Уткнулся в землю носом один танк, загорелся другой, третий неестественно завертелся на одном месте, а четвертый и пятый повернули вспять.
Командир 30-го стрелкового полка полковник Ефремов, его заместитель полковой комиссар Маковозов остановили отступавших, успокоили, подбодрили, усилили резервной ротой и под прикрытием огня котляровских орудий повели в контратаку от Селище на север. Фашистские автоматчики, преследовавшие наши отходившие группы, приостановились, отстреливаясь, потом попятились и, подстегиваемые нашим огнем, побежали.
Однако подразделения 30-го полка увлеклись преследованием и не заметили, как из леса западнее Ошнарова вышла рота вражеской пехоты с танками. Удар противника во фланг оказался неожиданным. Поэтому наступавшие две роты и котляровские орудия отошли в лес восточнее Селище.
В целом же результаты боя у Селище были неплохие. Восемь орудий противотанкового дивизиона уничтожили 18 танков. Но и дивизион потерял три пушки. Хотя закрыть прорыв у Козекова не удалось, так как не имелось резервов, но бой задержал продвижение противника. Кроме того, он облегчил выход из окружения подразделений 1-го батальона. Их вывел с боем командир батальона капитан Новиков, уже дважды раненный.
В это же время на стыке 30-го и 159-го стрелковых полков противник повел наступление ротой танков и двумя ротами пехоты против одной нашей роты, оборонявшей позиции северо-западнее местечка Заславль (см. схему 3). Врагу удалось захватить МТС. В ходе наступления немцы потеряли до десятка танков, и атака их выдыхалась. Но, получив на подкрепление танковую роту, противник усилил атаки и занял станцию Заславль и мукомольную фабрику. Тогда командир 159-го стрелкового полка подполковник Белов бросил в контратаку свой резерв — стрелковую роту с двумя пушками и двумя станковыми пулеметами. Но из-за того, что рота пошла на противника в лобовую атаку, а пушки отстали, контратака захлебнулась.
В 19 часов подполковник Белов доложил мне: немцы ворвались в Заславль. Я передал Белову его 3-й батальон, находившийся в моем резерве, и приказал выбить противника из этого пункта.
— Кто поведет 3-й батальон? — спрашиваю его.
— Я сам,— доложил Белов. (Надо сказать, что 3-м батальоном командовал недостаточно волевой офицер).
— Правильно. Действуйте. Желаю успеха.
Контратака Белова, направленная на этот раз во фланг наступающим, оказалась успешной. Под прикрытием огня стрелковые роты стремительно ударили на западную окраину города, а с востока ворвался отдельный разведывательный батальон под командованием майора Чумакова. На улицах и во дворах дело доходило до ожесточенных рукопашных схваток. Подполковник Белов верхом на коне, подбадривая людей, бросался в самые опасные места. Эта лихость стоила ему жизни.
За кирпичной стенкой возле церкви засели немцы. “За мной, товарищи!” — скомандовал Белов группе солдат, не решавшихся выйти из-за построек, и направил коня к церкви. Пуля ударила Белова в голову, и он поник на седло... Гибель командира полка в самый ответственный момент боя могла привести к тяжелым последствиям. Бойцы вначале растерялись. Но секретарь комсомольского бюро, находившийся неподалеку, крикнул: “Отомстим за командира полка! За мной!”. Солдаты решительно атаковали врага, засевшего в церкви. Фашисты были разбиты и изгнаны из города.
Ночь на 27 июня была беспокойной. Перестрелка вспыхивала в разных местах на всем фронте дивизии. В небе то и дело появлялись ракеты. С вражеской стороны слышалось непрерывное движение машин. Неприятельские войска сосредоточились в районе Козеково, Угляны и в местечке Белоручье (схема 4). Наблюдалось усиленное движение западнее Заславля.
Наши части приводили себя в порядок, окапывались на новых позициях, разыскивали и пополняли боеприпасы. Мы соблюдали строжайшую экономию снарядов, и все же 26 июня обстановка вынудила нас израсходовать двойную норму снарядов, установленную по самому ограниченному лимиту, а некоторые орудийные расчеты даже тронули неприкосновенный запас. Поэтому расход снарядов на следующий день приходилось вновь сокращать.
Мало кто спал в эту ночь. Все чувствовали, что завтра будет решительный бой.
На рассвете 27 июня бой развернулся на всем фронте дивизии. Главный удар противник наносил в районе Угляны, местечко Острошицкий Городок. Из сведений, полученных от пленных, нам было известно, что наступали танковый полк и около мотополка 20-й танковой дивизии 39-го моторизованного корпуса. Танковый полк 7-й танковой дивизии этого же корпуса действовал от станции Радошковичи через Боубли на местечко Городок Семков. Мотополк этой же дивизии с танками ворвался в местечко Заславль. Южнее, из местечка Раков по большаку на Мудровку, действовал мотоциклетный батальон противника (см. схему 1).
От командования 108-й стрелковой дивизии поступило сообщение, что участок ее обороны в районе Койданово был прорван, два батальона танков противника, поддержанные авиацией, устремились на Минск, что против нее действует 18-я танковая дивизия 47-го танкового корпуса.
Мы понимали, что враг стремится сомкнуть танковые клещи у Минска, наступая с северо-запада 39-м танковым корпусом, а с юго-запада — 47-м.
100-я стрелковая дивизия левым флангом перешла в контратаку на Вяча и Масловичи. Контратака развивалась успешно. Она во многом облегчила положение нашего 30-го стрелкового полка, отбивавшего атаки двух вражеских полков. Но в целом положение все более усложнялось. В ротах осталась половина состава.
Тяжелый бой с численно превосходящим противником продолжался до вечера. В 19 часов штаб дивизии получил радиограмму от командира 30-го стрелкового полка: “Перед фронтом полка действует больше сотни танков. Отбиваться нечем. Полк отходит на Городок Семков”.
С командного пункта дивизии был виден медленный отход подразделений 30-го стрелкового полка от Селец и Новинки. Танки противника сосредоточивались в рощах у Калинине. У меня в резерве ничего уже не оставалось. Нельзя было даже в полную меру использовать имевшуюся артиллерию для оказания поддержки отходившим подразделениям полка, так как кончались снаряды. Надежды на подход подкреплений с тыла не было никакой.
Необходимо было остановить отход 30-го полка и назначить ему новый рубеж обороны. С офицером связи я послал приказ, в котором этому полку ставилась задача занять оборону на рубеже Ошмянцы, Городок и установить связь с левым флангом 100-й стрелковой дивизии (схема 4). В этот же день 159-й стрелковый полк под натиском противника оставил Заславль. Правый фланг этого полка упирался в лес в 2 км западнее командного пункта дивизии, левый выходил на опушку большого леса у Старого Села. 108-я стрелковая дивизия оборонялась в районе станции Фаниполь (см. схему 1).
Враг теснил наши обескровленные части, связь штаба дивизии с некоторыми частями была нарушена. Вечером получили единственную за весь день радиограмму 288-го стрелкового полка, в которой сообщалось: “Полк отошел в лес северо-восточнее Логойска”. Мы не знали, что делается в этом полку. Посылаемые для связи люди не возвращались. Радио работало скверно, некоторые радисты оказались недостаточно обученными. В отдельных случаях радиосвязь не устанавливалась из-за боязни, что противник может засечь рацию. Отмечались случаи, когда командиры держали рации подальше от себя. Подчиненные не проявляли необходимой энергии и настойчивости в восстановлении связи со старшим начальником. Это касалось и нашего штаба дивизии и особенно штабов полков.
Вечером 27 июня мы отправили в местечко Волма (восточное Минска) гаубицы, не имевшие уже снарядов, транспорт, тылы, второй эшелон штаба дивизии и тяжелораненых. Руководство отходом этой артиллерии и тылов возлагалось на заместителя командира дивизии по тылу майора Косых. Он успешно справился с поставленной задачей: проселками южнее Минска благополучно вывел артиллерию и тылы в указанный пункт.
Командный пункт нашей дивизии переместился в лес у Мудровки (в 10 км западнее Минска).
Весь день 28 июня шли жестокие бои на левом фланге 64-й стрелковой дивизии у деревни Старое Село и в районе станции Фаниполь, где занимали оборону части 108-й дивизии. Сосед справа — 100-я дивизия — на рубеже леса южнее местечка Острошицкий Городок, Паперня отражал непрерывные атаки противника, переходил несколько раз в короткие контратаки.
30-й стрелковый полк нашей дивизии с десятком орудий оборонялся на линии Ошмянцы, Городок. За два дня боев он потерял 2/3 личного состава и большую часть артиллерии. К 28 июня по составу он представлял собой не больше батальона. В первой половине дня немцы мелкими группами прощупывали расположение этого полка. В 14 часов после сильного артиллерийского налета перешел в атаку танковый полк противника из Городок Семков на Городок и прорвал оборону 30-го полка. Последний вместе с частями 100-й дивизии вечером 28 июня отошел через Уручье на Волму.
159-й полк правофланговыми подразделениями в лесу южнее Заславля отбивал атаки мелких групп противника, пытавшихся проникнуть в тыл. На левом фланге этого полка в районе Старое Село шел напряженный бой. Неоднократные атаки противника были успешно отбиты.
108-я дивизия правым флангом удерживала узел дорог у Городища, а остальными силами продолжала вести тяжелые бои в районе станции Фаниполь и разъезда Волчковичи. Здесь прорвались части 18-й и 17-й танковых дивизий из танковой группы Гудериана.
28 июня ночью из штаба 44-го корпуса прибыл подполковник Кутзин и передал приказ оборонять рубеж Городок, станция Ратомка, Старое Село. Но приказ запоздал: Городок наши подразделения вынуждены были оставить и, так как противник вышел к Минску, обороняться предстояло в окружении. Мы заняли круговую оборону в районе станция Ратомка, лес восточное Старого Села, Мудровка (см. схему 1).
В район, занимаемый дивизией, выходило много отступавших одиночек и мелких групп, уцелевших от частей, действовавших в первые дни войны на новой границе. Из них мы сформировали два полка. Одним полком назначили командовать майора Гаева, который до войны был в нашей дивизии командиром легкоартиллерийского полка. В апреле 1941 года он получил назначение командовать артиллерийской противотанковой бригадой, которая формировалась вблизи новой государственной границы. К 22 июня Гаев не успел сформировать бригаду. Были люди и прекрасные орудия, но не было средств тяги и снарядов. Вполне естественно, что майор Гаев в сложившихся условиях смог вывести, и то с большим трудом, только людей.
К вечеру 30 июня на командный пункт 64-й стрелковой дивизии прибыл командующий 3-й армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов с несколькими генералами и полковниками. Они приехали с запада на легковых машинах. Я доложил генералу Кузнецову, что решил дождаться подхода частей, выводимых с запада генералами И. В. Болдиным и К. Н. Галицким. Генерал Болдин, как заместитель командующего Западным фронтом, конечно, будет руководить дальнейшими действиями. Сведения об организованном отходе наших войск продолжали поступать, но уверенность в его успехе уже падала. Поэтому, когда генерал В. И. Кузнецов спросил: “А если они не подойдут?”, я ответил: “В этом случае перейдем к партизанским действиям”.
В штабной землянке генерал Кузнецов собрал совещание. Стоял вопрос: что делать? если отступать, то куда? Ожидать подхода отступавших войск Болдина и Галицкого большинство не рекомендовало. На них мало было надежды, да и время нельзя терять. Предложение о переходе к партизанским действиям никто не поддержал. Все высказались за отход и присоединение к своим главным силам. Отступление было возможно по двум направлениям: на северо-восток (более лесистое, но и более длинное) и на юго-восток После обстоятельного обсуждения различных вариантов выхода из окружения генерал Кузнецов продиктовал, а начальник штаба 64-й стрелковой дивизии полковник Белышев записал приказ следующего содержания: “Под своим командованием объединяю две дивизии (64-ю, 108-ю) и мелкие разрозненные части. Всем прорываться на юг в районе станции Фаниполь, затем повернуть на юго-восток в общем направлении на Бобруйск, Гомель, где соединиться с частями Красной Армии. Выход начать в ночь с 1 на 2 июля”.
В соответствии с этим приказом мною было принято решение отступать двумя колоннами: 159-й полк с оставшейся артиллерией, управление дивизии с отдельным разведывательным батальоном и отдельным батальоном связи (левая колонна) движутся на разъезд Волчковичи; сводный полк под командой майора Гаева идет правее (схема 5).
Коротки июньские ночи. К разъезду Волчковичи подошли уже за светло. С высоты 236,2 обнаружили, что немцы занимали разъезд, и деревни Прилучки и совхоза Отолино к разъезду направлялись две роты противника, танки располагались группами вдоль железной дороги.
В районе станции Фаниполь слышалась сильная стрельба. В небе появились “юнкерсы”. Дивизия втянулась в рощи западнее разъезда. Предстоял бой. Медлить было нельзя. Принимаю решение атаковать разъезд с ходу. Наши артиллеристы выдвинули на восточную опушку леса все пушки (их было 12, для каждого орудия имелось 4—5 снарядов). Им было дано указание бить только по танкам и наверняка. Этой огневой группой командовал начальник артиллерии дивизии полковник Кригер-Лебедь.
Наиболее боеспособные подразделения: разведывательный батальон, батальон связи, в которых насчитывалось по сотне людей, 5-я стрелковая и 1-я пулеметная роты 159-го стрелкового полка, пошли первыми в атаку. Ее возглавил майор Чумаков. Главные наши силы (159-й стрелковый полк и сборный полк) майор Гаев повел по рощам на юг. Ему было приказано одновременным броском проскочить через железную дорогу и уходить в лес в районе совхоза Мариинполь.
За разъезд Волчковичи завязался упорный бой. Первая атака оказалась неудачной. К разъезду с севера и юга подошло около десятка танков. Три из них наши артиллеристы подбили, а остальные устремились на атакующих. Люди не выдержали, отошли в лес. Танки к лесу не приближались, стреляли издали. От наших снарядов загорелось еще два танка. Налетели “юнкерсы” и стали бомбить лес.
Немецкая пехота пошла в атаку, ее встретили пулеметы с опушки. Мы перестроились, взяли направление южнее. Стремительно ударили по атакующим немцам с левого фланга. Запылали еще два танка. С врагом сошлись почти вплотную, но до штыкового боя не дошло, немцы побежали на север к реке Птичь. Разъезд остался за нами.
Горели танки с эмблемой “Г”. Раненые пленные сообщили, что они из состава 17-й танковой дивизии 47-го танкового корпуса.
В это время Гаев, выставив заслон на правом фланге, построил всех людей (тысячи три) в одну шеренгу, локтем к локтю и всей этой длинной шеренгой одновременно бегом преодолел открытую полосу вдоль железной дороги (метров 300). Полосу обстреливали немцы из пулеметов и танков справа. Потерь было мало, фашисты не ожидали такого приема. Гаев с людьми ушел.
Бой у разъезда Волчковичи продолжался еще часа три. Арьергард свою задачу выполнил — отвлек на себя все внимание противника и дал возможность двум полкам уйти на юг. Это обошлось дорого, подразделения арьергарда понесли большие потери: около ста человек выбыло из строя, разбито было четыре орудия и две бронемашины. Немцы потеряли 12 танков, 3 десятка машин, много людей.
Арьергардные подразделения (около 300 человек) с шестью пушками, неся на руках раненых, благополучно прошли через железную дорогу на юг.
Гудериан в своих воспоминаниях пишет: “2 июля... Я поехал к генералу Лемельзену (генерал Лемельзен командовал 47-м танковым корпусом. — Авт.) и приказал ему и находившемуся у него командиру 29-й мотодивизии держать кольцо окружения замкнутым. После этого я направился в Койданово, где находилась 17-я танковая дивизия. Генерал Ритер фон Вебер доложил, что он успешно отразил все попытки противника вырваться из окружения”.
Генерал Вебер обманул Гудериана. 2 июля днем с боем через боевые порядки 17-й танковой дивизии, которой командовал генерал Вебер, прошли на юго-восток части 64-й стрелковой дивизии и присоединившиеся к ней подразделения — всего около 3000 человек. Правее, как мне стало позже известно, прорвалась на юго-восток и 108-я стрелковая дивизия.
Нам показалось странным, что немцы не преследовали нас. Оказывается, как пишет Гудериан, при передаче приказа 17-й танковой дивизии произошло какое-то недоразумение: части дивизии не получили приказа оставаться на участке фронта вокруг окруженной группировки и продолжали продвижение на Борисов.
Следовательно, генерал Вебер полагал, что его подчиненные держат фронт окружения, а они в это время самовольно шли на Борисов. Все рвались без оглядки вперед, желая первыми получить лавры победителя.
Семь дней части 64-й стрелковой дивизии, неотмобилизованные и необеспеченные в материально-техническом отношении, вели бои на широком фронте западнее Минска с танковыми дивизиями врага. Противнику был нанесен значительный урон. В свою очередь и части 64-й дивизии понесли большие потери в людях и боевой технике. Израсходовав все боеприпасы, они отошли: два стрелковых полка отступили на восток севернее Минска, остальные части южнее. После соединения со своими войсками 64-я стрелковая дивизия была пополнена и в последующих боях за боевые подвиги, организованность, дисциплину и примерный порядок одна из первых получила звание 7-й гвардейской.
Чем объясняются неудачные оборонительные действия наших войск под Минском?
Во-первых, непомерно растянутыми участками фронта, приходившимися на долю дивизий и полков, к тому же не обеспеченных боеприпасами. Во-вторых, потерей управления. Надежда на возможность управлять в обороне по телефону не оправдалась из-за частого прорыва в тыл танков противника, а радиосредствами мы в достаточной степени не владели и к тому же их не хватало. В мирное время на учениях войска недостаточно обучались восстановлению потерянного управления. И, в-третьих, отсутствием организованного войскового и армейского тыла, материально-технического снабжения. Это объяснялось, в частности, нарушением работы минского железнодорожного узла.
Мы сознавали, что устойчивость обороны зависит от ее активности (проведение контратак, боев за улучшение позиций, разведки боем и т.п.), и, исходя из наших возможностей, стремились активизировать оборону, понимая, что первые неудачи надолго выбивают людей из нормальной колеи и, наоборот, хотя бы небольшой успех окрыляет, вселяет веру в себя, в окружающих.
Особо нужно сказать о боях дивизии в окружении. Окруженному следует действовать быстро и смело. Окружающий и сам находится в очень ненадежном положении, его фланги и тыл легко уязвимы. Дерзкий маневр попавшего в окружение позволит не только выйти из окружения, но и нанести значительный урон противнику.